Смертный бой. Триколор против свастики - Страница 34

До конца года предполагалось сохранить и «особый порядок управления». Руководителям местных администраций передавалось право назначать в случае выбытия глав сельских и поселковых муниципалитетов, прерогатива назначения городских чиновников оставалась за областью. Теперь я смогу законно решить вопрос с райцентром.

Но, похоже, наша власть уже стала глядеться в зеркало истории. Выборы отменены не были. Просто было решено, что они пройдут в определенные законом сроки: в единый день голосования 8 марта 1942 года…

Основными вопросами совещания были все же гражданские: запуск импортозамещающей промышленности, обеспечение населения, недопущение в ближайшую зиму продовольственного кризиса. По последнему вопросу специалисты будут еще говорить завтра, но пока дано указание мобилизовать все ресурсы на обработку земли, сохранение и прирост поголовья скота… Сделаем, но природу не обманешь, год, похоже, будет трудный.

После совещания я зашел в отдел кадров обладминистрации, а затем в областной Минфин. В 17 часов, после краткого разговора с шефом, отправился в обратный путь. Хотел еще заскочить к другу моему Лехе, но, созвонившись с ним, узнал, что он мобилизован. Причем не его навыки мотострелка, полученные в ЗГВ, ни инструкторство по полетам на дельта- и парапланах не были востребованы. Его призвали валторнистом в наш гарнизонный оркестр. Военные уже вовсю готовились к парадам!

Так, без больших задержек, обгоняя грозовой фронт, мы, с порывами ветра и дождем, влетели в свой райцентр, уложившись в аккурат за десять минут до комендантского часа. Вымотанный хмурой дорогой, придя домой, я заснул, даже не ужиная.

Эмигрант Петр Михайлов. Где-то в окрестностях Кёнигсберга

Я никогда раньше не летал на аэропланах и с интересом разглядывал окружающую меня обстановку. В кабине очень сильно сквозило. За стеклом кабины чернела непроглядная тьма.

— Скажите, а как мы долетим до цели, ведь ничего не видно, — обратился я к пилоту, пытаясь перекричать шум мотора.

— Не беспокойтесь, я иду по приборам, к утру мы будем на месте, — прокричал мне летчик.

Оскара не волновали такие тонкости полета, он уже спал, привалившись к стенке кабины.

Солнце встретило нас в воздухе, его лучи осветили проплывающую под нами землю.

Пилот озабоченно стал вертеть головой из одной стороны в другую, затем начал поднимать аэроплан вверх.

— Я не могу определить, где мы летим, здесь должна быть железная дорога, но я ее не вижу. Попробую подняться выше, хотя это опасно, — прокричал нам пилот.

Увидев справа береговую линию, он кивнул нам и, повернув аппарат на восток, крикнул:

— Вижу Хайлигенбайль! Но близко подходить не будем, иначе русская авиация и зенитки не оставят нам шансов!

С этими словами он бросил самолетик вниз и стал выписывать круги в поисках подходящей площадки.

Сели мы через двадцать минут на поле у небольшой рощицы, едва перелетев узенькую речушку. Когда аэроплан уже катился по земле, двигатель чихнул пару раз и заглох.

— Долетели, — пилот улыбнулся. — Это был рейс в один конец.

Мы забросали аппарат ветками и пошли к видневшейся вдали дороге, оказавшейся обычным проселком. Идти вдоль дороги пришлось довольно долго. Наконец, мы увидели выстроившиеся в ряд старые деревья и, как и надеялись, вышли к неширокому асфальтированному шоссе. Когда дорога за очередным поворотом открыла нам вид на железнодорожные пути, за которыми высились городские строения, у переезда показалось странное сооружение, напоминающее редут, собранный из бетонных блоков. Над укреплением был поднят трехцветный российский флаг. Мы вышли на дорогу и, подняв руки над головой, пошли вперед.

— Не стреляйте, у нас нет оружия, — закричал я.

Бетонное укрепление не подавало признаков жизни.

Подойдя на пятьдесят метров, мы услышали:

— Стоять!

Мы остановились.

— Лицом на землю, руки в стороны.

Я с неохотой лег на пыльный асфальт. К нам приближались четверо военных в зеленоватой пятнистой форме. В руках они держали автоматические карабины с длинными, закругленными магазинами, уже виденные мной в Боргсдорфе. Один из подошедших грубым ударом ноги заставил меня шире раскинуть ноги. Все это время они держали нас под прицелом своего оружия.

— Не стреляйте, мы представители руководства Германии и просим встречи с вашим командованием, — сказал я, поднимая голову над асфальтом.

— Смотри, русский, — произнес один из солдат. — Ты что, власовец?

— Нет, я не власовец, я не знаю, что такое власовец, — ответил я его ботинкам.

Пока длилась эта беседа, нас очень профессионально обыскали.

— Димон, они чистые.

Нас подняли на ноги, и я смог вблизи рассмотреть своих пленителей.

Здоровенные парни в свободных зеленовато-расплывчатых блузах, они были все увешаны какими-то сумочками и коробочками, прикрепленными к странного вида жилетам.

Я повторил свое сообщение:

— Мы требуем встречи с вашим командованием, это важно!

— Опа, а это что? — солдат ловко выхватил из кармана моего пиджака контейнер.

— Не открывайте его, там камуфлет, он может взорваться, — закричал я.

— Бомба! — закричал солдат и отпрыгнул от меня.

На нас уставились четыре карабина. Я понимал, что любое движение может вызвать стрельбу. Необходимо было срочно найти слова, понятные российским солдатам.

Вдруг я осознал, что мне надо сказать, чтобы меня поняли.

— Мы, как Макс фон Штирлиц, из разведки, — я не стал уточнять, из какой. — У нас секретное сообщение для премьер-министра Путина.