Смертный бой. Триколор против свастики - Страница 56

«Как все для них просто. Как все четко и правильно сформулировано. Не подкопаешься. — „В интересах защиты государства… Перед лицом смертельной опасности, нависшей над нашей Родиной…“ Почему эти слова, верные по сути, кажутся на бумаге предельно пафосными, потасканными, засаленными до неразличимости? Может, все дело в авторстве документа? „Системные оппозиционеры“, радетели за народное благо — „красные“ банкиры, предприниматели и управленцы. Поднявшие коммунистическую идею на новый уровень… Угу, как цыган, приведший старую больную клячу на рынок. Живот надули, зубы подточили — в общем, как новая.

А может быть, я слишком пристрастен к ним? И они правы?

Если так, то стране снова придется заплатить за победу в войне судьбами мальчишек, едва окончивших школу. Не успевших еще ничего — ни пожить толком, ни полюбить по-настоящему. Не сформировавшихся как личности. Да, сейчас жертв будет меньше. Физически. А количество вчерашних детей, искалеченных психически, кто-нибудь сможет посчитать? Вот то-то и оно».

Президент помнил цифры по уклонистам и уголовным делам по весеннему призыву. Шесть процентов от общего числа призывников, привлеченных к административной ответственности, — много это или мало? И большая часть из них — в столице и крупных городах. Это с одной стороны.

С другой, вяло начавшийся осенний призыв дал всплеск обращений в военкоматы после двадцать шестого октября. Количество добровольцев оказалось таково, что большинство из них пришлось отправлять по домам с просьбой дождаться своей очереди. Сокращенная до минимума система военных комиссариатов не справлялась с наплывом призывников. Практически везде, кроме Москвы и родного Санкт-Петербурга.

«Так что же решать по думским предложениям? Согласиться? Пожалуй, да. Но с оговоркой — только на период действия военного положения. И еще вот что… — Глава государства снял трубку одного из телефонов правительственной связи. — Анатолий Эдуардович, доброе утро! Еще не ложились? Да ладно, пока не свалились, дайте своим орлам задание. Пусть подумают над путями решения следующей проблемы — как бы нам из действующей армии большую часть срочников отправить в тыловые подразделения. Да-да, я весенних, этого года имею в виду. Сколько? Сможем быстро заместить их всех резервистами? Да, желательно в течение пары недель. Считайте, что это моя личная просьба. И еще, подготовьте и представьте мне проект указа о переносе призыва по мобилизации следующего возраста… да, тех, кого должны были призвать весной одиннадцатого года, в соответствии с новым календарем. Да, на весну сорок второго…»

Военкор Алексей Иванцов. Окрестности Вильнюса

В себя я пришел опять ночью. Один. В теплой нутре нашей «бээмпэшки». Голова немного кружилась. Но уже не так, как днем. Постепенно я выбрался из-под груды бушлатов, накинутых на меня. Потом вылез из машины. Именно что вылез, а не вышел.

У костра сидели люди. Пошатываясь, я подбрел к ним.

— Марлен, привет! — прохрипел я, с наслаждением рухнув на землю. — Ты откуда тут взялся?

Все оказалось просто. Отправив нас, главред настоял и на своей отправке на фронт. Да, на фронт. Именно так уже официально назывались районы боевых действий. Благодаря своим связям в правительстве области он вылетел в Москву на военном самолете. Сейчас в воздухе только вояки. Губеры, говорят, и те только на машинках своих перемещаются. Оттуда Марлен уже добрался до Риги вместе с десантурой из Псковской дивизии. А там встретился с полковником Калининым. Спецназовцы неслись впереди армейцев, обеспечивая порядок и спокойствие в правительственных кругах прибалтов. Оно и понятно. Нацизм почему-то внезапно исчезает, когда за спиной стоят ребята, не понимающие шуток на такие темы. После Марлен попытался выяснить нашу судьбу. В штабе Прибалтийского фронта ему сообщили, что военкоры находятся в передовых частях армии и должны по расчетам выйти к границе Литвы и Латвии в районе Бауски буквально через час.

Шеф пустил в ход все свои документы, все свое обаяние и весь свой коньяк, договариваясь с вертолетчиками. Договорился. Прилетели. Высадили. Улетели. Марлен и отправился в местную мэрию, искать коменданта.

Каково же было его удивление, когда вместо бойцов Российской армии его встретили какие-то отморозки со странными эмблемами на рукавах. Черный щит. А на нем латинские буквы. Большая «L» и маленькая «I».

Отделался фингалом, парой сломанных ребер и конфискованным «Стечкиным». Нарыл где-то хорошую пушку, проныра…

Латышские «Айзсарги» объявили крестовый поход против большевизма в районе пивзавода городишка Бауске. Впрочем, это по мировым меркам — городишка. По латышским — мегаполис! Блин… И большевизма-то давно нет. А они все равно с ним воюют. Охотники, мля, за привидениями. Все же хорошо мы их в прошлом веке напугали!

Заперли его в какой-то каморке, надеясь получить выкуп за русского журналиста. Сами полезли купаться в чанах с созревающим пивом. И совершенно обалдели, когда увидели колонну бронетехники под двумя флагами — российским и советским. Все-таки в сознании нашего народа эти оба символа — едины. В сознании латышей, оказалось, тоже. Поэтому, несмотря на убогий мат их командира, какой-то сильно облившийся свежим темным пивом «лесной брат» все же открыл огонь. Не учли, что это не какой-то военный конфликт, а настоящая полноценная война.

А меня контузили свои же.

Надо же было залезть под ствол Т-80, когда тот ухнул из своего орудия!

Придурок, блин… А Марлена нашел как раз Фил.