Смертный бой. Триколор против свастики - Страница 63

У немцев я забрал документы, продукты: у них были хлеб, галеты, какие-то консервы и оружие. Амальчиев спросил меня, зачем мы забираем карабины. Никакого военного смысла в этом не было, «Калашниковы» наши вполне исправны, патронов хватает. Но я не хотел, чтобы в лесах Украины валялось бесхозное оружие. Мало ли какие бандеровцы на него наткнутся. Карабины мы утопили в разобранном виде в первом же попавшемся лесном озере. Причем постарались разбросать части подальше.

Максим Андреев. Выживальщик. Нижегородская область

Маша и Макс сидели на небольшом холмике и смотрели на полуденное солнце. Сидели молча, впитывая тишину, ветер и небо. Жаркая осень выдалась в этом году… Очень жаркая. В любом смысле.

— Макс, расскажи мне, как он погиб?

— Я не помню, — соврал он. — Удар помню и все. Потом уже очнулся дома. В смысле, на Базе.

— Рустэм — молодец, — вздохнула Маша. — Он тебя тащил по лесу на плечах.

Макс кивнул. Они долго молчали, глядя в небо.

Вообще-то, Командир их поставил в дозор. Сидеть и смотреть на дорогу. Все прекрасно понимали, что все шло уже совершенно не так, как они планировали. И может быть, их уже ищут — не как партизан, не как «выживальщиков». Как бандитов и мародеров. Думать об этом никто не хотел.

Рустэм практически постоянно прикладывался к бутылке, Ольга не отставала от него, Иринка как была дурой, так и осталась — то дрыхла, то пьяно хихикала. Эта троица только и делала, что бухала, жрала и трахалась. В открытую и не стесняясь никого.

Поэтому Макс даже с удовольствием выполз из бункера в караул. Маша пошла с ним добровольно.

— Максим, смотри, та бабулька идет! — осторожно тронула за плечо девчонка.

Парень молча кивнул, глядя, как старуха поднимается к ним на холм.

— Доброго вам деньку, деточки, — сказала бабка, запыхавшись старушечьими легкими. И ахнула. — Ой, Максимушка! А кто тебе так рожу-то искурочил?

— В аварию попали, — буркнул Макс, отворачиваясь.

— Ой, да ты ж ранетый, тада поперхаю я обратно, гликось чо, толы-то старые не разбарабалася сразу, ой простите мя, внуки!

— Бабуш, что случилось-то? — остановила ее Маша.

— Дык Антип-от помер, я, чай, думала споможе-те закопать? — то ли просто сказала, то ли спросила старуха.

— Какой Антип? — не поняла Маша.

— Да дед наш помер. Паралезотый-то. Гли, одни старухи в дяревне. Могилку бы выкопать. Домовина-то есть, яму сын-от сделал у прошлом годе, калды в отпуск-от приезжал. Ноччу помер Антип. Мы уж и помыли яво, и приодели. Чай с боженькой в грязном-от не дело стоять. Мы б сами, дак силов-то нетути. Чо мы старухи, сами гикнемся вскорочи. Пособили бы, детушки! Я вам денюшку дам, Антип сберег копеечку…

Макс встал, охнув от боли в груди:

— Поможем, поможем, баб…

— Дуся, — подсказала Маша.

— Баба Дуся… Не надо денег. Лопаты есть?

— Акакак? Есть, есть… Подымте, туточки недалече, вона погост! Вона! — махнула она рукой в сторону ближайшего леска.

Макс осторожно похромал за бабушкой Евдокией.

Маша пошла за ним. Макс искоса посмотрел на нее:

— Ты бы осталась. Мало ли чего…

Она ничего не ответила. Просто сердито глянула на него.

Макс взял штыковую лопату во дворе бабушки Евдокии, после чего они пошли в сторону деревенского кладбища. Церкви рядом не было. Так — старая, серая покосившаяся часовенка. Дверь ее была снята с петель и валялась рядом. Макс; заглянул внутрь. Там, на коленях, стояла какая-то старуха со свечкой — пела чего-то и беспрестанно кланялась.

— Ироды каки-то в прошлом годе приезжали, покрасть хотели, да неча там. Лампадку тока и уперли, поганые, — пояснила бабушка Дуся. — Глашка отпеват Антипа-то. Вона здеся копай!

— А гроб-то где? — спросил Макс.

— Ак-ить в избе! Сейчас она дочитат, дак прыташшым! Девонька нам, поди, спомогнет, ли чо?

Макс в первый раз в жизни копал могилу. Он понятия не имел — как это делается? А спросить было стыдно. Поэтому, когда Маша и баба Дуся ушли, он подошел к соседним холмикам, из которых торчали замшелые, трухлявые кресты.

Разобрать, что было на алюминиевых табличках, было невозможно. Краска стерлась — дожди, морозы, время… И дети, которые забыли своих родителей.

Макс отмерил три шага в длину, два в ширину. И начал копать. Сначала дело пошло с трудом. Потом он догадался снять дерн для начала. Каждый удар лопатой отдавался болью в сломанном ребре. Черный слой перегноя сменился постепенно сухим, почти песчаным слоем земли. Время от времени он перекуривал и разглядывал могилы без оградок. Их было много. Только свежих не было — все были оплывшие. Но трава на всех была выщипана, небось бабки от нечего делать ухаживали. Или козы паслись.

Работа отвлекала от дурных мыслей. Макс даже стал получать удовольствие от махания лопатой. Когда закопался по пояс — решил, что хватит. Подтянулся на руках, морщась от боли. Потом сел на кучу земли, воткнул лопату в нее, закурил. Нос все еще дышал очень плохо. Дым пришлось пускать открытым ртом. Сквозь дырки на месте выбитых зубов.

Он уже почти до фильтра докурил, когда услышал какое-то пение.

Оглянулся. Увидел, как три старухи и Маша тащили на веревках гроб. Тот лежал на какой-то тележке.

«Гроб на колесиках», — мелькнула идиотская мысль в голове. Неделю назад Макс бы похихикал. Теперь же выплюнул сигарету и пошел навстречу.

Потом пристроился позади тележки и стал ее толкать.

Три старухи, впрягшиеся в веревки, пели какие-то молитвы. Колеса телеги нещадно скрипели, гроб колотился о доски… Маша почему-то плакала. Словно хоронила кого-то знакомого. Внезапно Макс вдруг понял, что это не какой-то неведомый ему дед Антип в гробу лежит. Там лежит Пашка.